Из «республик» едут на заработки – здесь нет работы, на которую можно было бы выжить. Едут туда, куда хватает смекалки, связей и денег – в Италию, Россию, Украину. Моя подруга рискнула оставить любимую работу в «столичной» школе чтобы помочь деньгами сыну-студенту, - уехала в Италию. Снимала койку в комнате, где кроме неё приходили ночевать ещё шесть женщин… Она снимала койку, работая по 12 часов 6 дней в неделю!... Все деньги за вычетом дороги, связи и аренды жилья она перевела сыну-студенту в Украину. Из Луганска помочь ему со своей учительской зарплаты моя подруга не могла. Италия была выходом. И дилемма заключалась не в том, что ему нечего было есть, дилемма была в том, чтобы сын как можно дольше оставался просто студентом, без ночных подработок и, как следствие, «хвостов» по учёбе, – а это ведь роскошь. Сын порывается идти работать, он вычитывает объявления. Но у них пока ещё те отношения, когда слово матери что-то значит. И, возможно, в будущем это будет талантливый врач, а в настоящем за его спиной руки матери, которые делают его сильнее... Другая моя продруга последние пять лет работает в Москве. О таких говорят – бедовые. Ехала на голое место. Приехала, сориентировалась, не пропала. И уже пять лет смотрит за детьми, готовит в доме престарелых, убирает в богатых домах. Делает всё, за что будут платить. Смотрит на жизнь вполне реалистично – к богатым и именитым не идёт, ищет ту работу, куда ее возьмут. Пока и возраст, и силы позволяют ей работать без выходных по 12 часов в неделю вахтой – три месяца через три. Дома муж, хозяйство, огород… Это всё - на муже, он взял на себя дом, он встречает их дочь с учёбы, готовит, ждёт своих девочек из двух столиц – Москвы и Луганска. Да, тяжело. Но уже привыкли и к разлукам, и к трудностям. Работа матери даёт возможность делать ремонт в их доме, откладывать деньги. И напарница попалась хорошая, подруга из Антрацита. Оказалась в таком же положении – нужно тянуть, пока есть силы. И они обе уже не утонут в той Москве. Сколько раз уже оказывались без работы. И чего только не перевидели за эти пять лет. Кому рассказать – не поверят. И брали их к детям так, будто у тех родителей нет вовсе. Няня и спала с детьми, и вставала по ночам, и кормила, и мыла, и качала. Мать только заходила иногда, а так берегла силы и красоту для мужа. А ночи бессонные возле новорожденного проводили чужие тётки из Антрацита. И мыла стариков лежачих в частном доме престарелых, и готовила там же… С их закалкой шахтёрской Москва им ни по чем. А какой ещё вариант может быть? Мужу в «армию» идти на 15 тысяч? Или мужу ехать на заработки? Но для заработков характер должен быть, хватка. Это москвичи говорят, что работать им негде, а для Антрацита и эта работа – рай. Мои приятели едут в Полтаву класть газобетон. Квартиру им уже нашли, в Луганске меняют рубли на гривну, чтобы были деньги до первых заработков. Говорят, там на стройке хорошо платят. Может, для местных это не деньги, а для тех, кто из «республики», и это целое состояние, потому что с местными доходами хватает на еду и сигареты от получки и до получки. И это работая по 12 часов не приседая, на самой оплачиваемой работе – внутренних отделочных работах. Доходы у людей упали, заработки резко упали. Не то, что до 2014 года, когда строитель мог каждую неделю заканчивать в кабаке с шашлыком, а на выходные в супермаркете затариваться мясом – и деньги на это уходили далеко не все. А сейчас что? Кто-то сидит, выжидает, это если есть на что сидеть. У кого-то жена работает за двоих, а муж, типа, ищет работу. А у кого-то родители отдают всю украинскую пенсию, типа, детям хуже, они же без работы. А идти работать за копейки в «республике» готовы не все, потому что помнят, как эта же работа оценивалась до войны. И выходят такие странные ножницы: те, кто не умеет, работают за гроши, а те, кто умеет что-то, уезжают или выжидают прежних объемов и заработков. И от этого упало и качество труда, и оплата. За пять лет те, кто не умел, если и не научился, то наработал тот стаж, на который можно теперь ссылаться – мы первые, мы лучшие, других всё равно нет. А те, кто может что-то - в перманентном состоянии поисков – то они вернулись, то снова уехали. И если Москву с её мнимыми миллионами за пять лет все уже прошли, разочаровались, выгорели – не платят там тех денег, которые сулят, то в Украину ещё верят. Да, заработки там другие, но работа есть. Для тех, кто умеет работать, кто ищет работу. И едут в Киев и Полтаву, в Днепр и Запорожье строить дома наши ребята с чистой биографией, кто выездной, кому можно пересекать линию разграничения. И получается замкнутый круг. Спросите у местных строительных бригад, как они живут последние пять лет, и они вам расскажут на пару томов увлекательной книги, как строили коровники в России за 20 000 рублей 6 дней в неделю по 12 часов; как строили больницу в Питере, в которой и жили. Но это те, кому повезло, кто привёз домой что-то. А тех, кто в ноябре спал в беседках под плёнкой в Москве, кого нагрели прорабы на весь заработок, кто приезжал исхудавшим, больным… - таких сотни. Отойдут чуть дома и снова едут, потому что нужно содержать семью. Узнают через своё странное сарафанное радио о том, что где-то нужны сварщики, а где-то плиточники и едут. На свой страх и риск – без связей, знакомств, на голое место. Верят, вдруг там выгорит, вдруг, возьмут. А выхода всё равно нет – дома семья, дети. Нужно зарабатывать. Странная это жизнь. Дома пустые, без мужчин. На улице сплошь жёны, дети и старики. Старые родительские дома валятся – сыпется фундамент, крыши текут, нужно ремонтировать, но не за что. Дети в школе рассказывают – мой папа в «армии», мой в Москве, а мой в Киеве. Толерантность в чистом виде. Редкий мужчина гуляет с ребёнком – здесь это роскошь. И жёны ждут из дальних странствий своих Синдбадов с тугой мошной: дом чинить, детей одевать, жить на что-то. Если повезёт, поедут летом к морю всей семьёй, а нет – отправит мужчина только жену и детей. Живут от звонка до звонка, от встречи к встрече, надеясь на лучшее, радуясь коротким свиданиям. Ольга Кучер, Луганск, для «ОстроВа»